В преддверии 75-й годовщины освобождения Ельска от немецко-фашистских захватчиков продолжаем публикацию воспоминаний Антонины Сорокиной, вдовы командира Красной Армии, пропавшего без вести в августе 1941 года, которые прислала в редакцию газеты «Народны голас» ее внучка Лариса.
Самыми страшными, по мнению Антонины Сорокиной, были первые дни и месяцы войны, когда люди никак не могли поверить, что доблестная Красная Армия отступает на восток, оставляя позади себя города и села с перепуганными и растерянными мирными жителями. В своих мемуарах женщина рассказывает о страданиях и страхах, пережитых беженцами. Она с детьми тоже была в их числе.
Долгий путь на восток
«После перенесенного ужаса я решила с детьми идти в Червень, где жила моя мама. Сколько дней шли до Червеня, из памяти стерлось. В Червень мы вошли в конце июля….
Иду по улицам родного городка, исхудавшая, оборванная, с двумя измученными детьми. Изредка попадаются знакомые, но никто не узнает, а я и не окликаю. Вот и наша улица… Вижу, открывается калитка, на улицу вышла моя мать, окинув нас взглядом, пошла к соседке, видно, тоже не признала. Пусть идет, думаю, еще успеет сердце порвать, глядя на нас. Заходим во двор, садимся на скамеечку напротив окна. Брат в окне долго смотрит на нас, потом узнает, выскакивает, обнимает, плачет…
В Червене мы пробыли более месяца. Я познакомилась с девушкой, рассказала ей о себе, сказала, что хочу идти на родину мужа, в Ельский район, так как матери и без нас тяжело (брат мой Эдик был серьезно болен, умер он в 1944 году).
«Не вздумай идти без пропуска, – сказала девушка. – И всем говори, что муж твой простой рабочий, где сейчас, ты не знаешь». Она помогла мне получить пропуск в комендатуре.
Долгим и мучительным был путь на восток… Изнуренные долгой дорогой, мы свернули в Осиповичи, где жил брат моего мужа Миша с женой Ядей и тремя детьми. Встреча была не из радостных. Миша был дома: накануне войны он сильно посек ногу, ходил хромая.
В Осиповичах мы пробыли десять дней. К нам очень хорошо относились. Ядя сшила по платью моим девочкам и брезентовые, утепленные войлоком тапочки, ведь впереди была осень… Но я не могла больше оставаться, так как видела, что Мише и Яде было трудно столько ртов прокормить.
После войны я узнала о трагической гибели Михаила. Когда он выздоровел, ушел в партизаны. В одной из вылазок, при минировании железной дороги, завязался бой с полицаями, в результате которого Миша был ранен (пулеметная очередь прошла по ногам). Полицаи его настигли раненого, поиздевались и закололи штыками. Ему всего лишь было 30 лет. Похоронен брат моего мужа в братской могиле под Осиповичами.
Плохое быстро забывается,
а помнится добро
От Осипович до Ельска шли около месяца. В Ельск пришли в конце октября или начале ноября. Вконец обессиленные, голодные, похудевшие до неузнаваемости. Я еще по дороге вспомнила, что в Ельске жил племянник мужа Лукьян, к ним-то мы и направились. Оля, жена Лукьяна, встретила нас очень хорошо. Мы у нее отогрелись душой и телом. У них была еще корова, дети напились молока, помылись, а главное – почувствовали заботу и участие.
Вся большая семья Сорокиных жила в д. Павловке, в 20 км от Ельска. Туда мы и направились через десять дней. До войны мы бывали в Павловке, и я вспомнила, что на краю деревни жила сестра мужа Александра, или Лекса, как ее звали. Увидев нас, Лекса выскочила на крыльцо, заголосила…
Перезимовали мы у Лексы неплохо (у нее трое детей и у меня двое) – подсобное хозяйство выручало. Я работала, как могла, сил не жалела. А весной мне выделили землю, и я посадила картошку, гречку (семена дала Лекса).
Война продолжалась… Мы знали, что в лесах действуют партизанские отряды. Доходили и тревожные слухи, что где-то сожгли деревню вместе с людьми… Так что жили мы в большой тревоге. Поначалу были опасения, что нас могут выдать немцам, указав, где живет семья командира Красной Армии (ведь он бывал у родителей в форме). Но, слава Богу, все обошлось».
Жанна НАЙМАН
