Чем дальше отдаляется Великая Отечественная война, тем труднее поверить в бесчеловечные преступления нацистов фашистской Германии, возомнивших себя сверхчеловеками.
Однако живы еще свидетели нацистских преступлений, которые готовы рассказывать снова и снова о том, что пережили, будучи малолетними детьми.
Дмитрию Невмержицкому, уроженцу д. Шия, которая исчезла с карты Ельского района после чернобыльской катастрофы, едва исполнилось 6 лет, когда началась война. Жил он с матерью и тремя сестрами на краю села, возле горки. Отца своего не помнил, так как тот умер, когда Дмитрию было всего 4 месяца.
Из довоенного детства Дмитрий Андреевич запомнил только одну далеко не радостную картинку: как бежит он по деревне с жестяной миской и ложкой в руках и стучит ими, чтобы сердобольные хозяйки вынесли что-нибудь поесть голодному парнишке. Семья их страшно бедствовала. Мать хоть и работала в колхозе, но едва сводила концы с концами. Еще хуже стало, когда грянула война. В августе 1941 года фашисты оккупировали Ельский район.
В маленькой деревушке, состоящей из двух десятков дворов, делать им было нечего. Но зато часто наезжали полицаи, которые отнимали у населения все продукты, забирали скот и зерно. Чтобы выжить, приходилось все самое ценное прятать. А что во время войны может быть ценнее хлеба и картошки!?
Дмитрий Андреевич на всю жизнь запомнил, как они всей семьей стояли на горе и смотрели, как горят Стодоличи, Усов, Корма… Это было летом 1943 года. А вскоре беда нагрянула и в Шию.
– Как сейчас помню, побежал я в огород за огурцами, вдруг вижу: направляется к нашему дому группа людей в маскхалатах, – рассказывает Дмитрий Невмержицкий. – Я стремглав бросился в дом, крича во весь голос: «Немцы!» Но это были не немцы, а бандеровцы, которые лютовали еще похлеще фашистов. Они всех повыгоняли из хат и повели в направлении деревни Усов Лельчицкого района, которая находилась в нескольких километрах от нашей Шии. Там нас распределили на ночлег. Мы с мамой и сестрами ночевали у родственников. Утром нас, как скотину, погнали в сторону Стодолич. А Шию нашу сожгли, ни одной постройки не оставили.
Старшие сестры вначале хотели бежать, но мать их отговорила: «Если погибать, то всем разом. А от пуль немецких, мои доченьки, никто не спасется».
В Стодоличах нас загнали в хату, а там – разбухшие от жары трупы хозяев – мужчины и женщины. До сих пор перед глазами стоят… Потом, правда, со временем и к мертвым привык.
В Мозыре посадили в эшелон и повезли в Германию. В товарном вагоне, кроме цинкового ведра и кружки, ничего не было, а людей набили как селедок в бочке. В Брест-Литовске (так раньше наш Брест назывался) нас помыли, выпарили одежду и дальше повезли на запад.
Мы оказались в концлагере, расположенном в Западной Германии. Длинные бараки, в которых голые нары в три яруса. Зимой – страшный холод, стены промерзали, а летом – жара невыносимая, мухи и вонь… Но больше всего мучил голод. Есть хотелось постоянно. Трудно представить, что чувствовала мать, глядя ежедневно на муки своих детей…
Взрослых, в том числе и моих двух старших сестер, гоняли на тяжелые работы. А мы, дети, оставались в бараках…
Целых два года мы выживали в том аду. В мае 1945 года нас освободили американцы. Выстрелов слышно не было, видимо, немцы американцам сдавали свои позиции без боя. Долго нас проверяли, еще дольше мы добирались домой…
Вернулись на пепелище. Кое-как вырыли в горе землянку и жили, пока не вернулись с войны мужики. Односельчане помогли дом поставить. Затем восстановили колхоз, и жизнь стала потихоньку налаживаться…
Жанна НАЙМАН
Текст опубликован в газете «НГ» от 1 июля под заголовком «Всем смертям назло»
