Вот уже 28 лет прошло, однако черный день Чернобыльской трагедии продолжает волновать людей: и тех, кого он зацепил своим черным крылом, и тех, кто позднее родился далеко от искалеченной земли. Этот день не прошел бесследно, он расплодил по миру много трагедий. Он будет всегда объединять всех одним воспоминанием, одной печалью, одной надеждой.
С каждым годом боль от увиденного и пережитого не становится меньше. И сколько бы ни говорили, что Чернобыль – это надуманная и преувеличенная трагедия, но только те, кто побывал там, могут оценить, какой урон здоровью и нашей экологии нанес мирный атом.
Своими воспоминаниями о той страшной трагедии делится бывший член международного синдиката помощи участникам ликвидации на ЧАЭС Николай Иванович Гончаров, который в 1987 – 1988 годах дважды выполнял правительственное задание по ликвидации последствий на Чернобыльской АЭС.
«Когда случилась авария на Чернобыльской атомной станции, я работал инженером в Ельском межрайонном управлении оросительных и осушительных систем (МУООС) и был командирован в Наровлянский район для несения дежурства на дамбе, которую соорудили вблизи деревни Березовка на реке Желонь. Через эту дамбу фильтровалась загрязненная вода и, очищаясь, текла в Киевское водохранилище. В мои обязанности входило наблюдение за дамбой. Я следил, чтобы ее не размыло, не снесло течением. Вместе с нами дежурили солдаты из Краснодарского военного округа. Об обстановке на дамбе, по мере необходимости, я докладывал по радиостанции в штаб, находившийся в городе Наровля.
Я нес дежурство с февраля по апрель 1987 года с выездами домой. Дежурили мы по суткам, нас сменяли другие работники Ельского МУООСа.
В первые часы пребывания в радиационной зоне я почувствовал, как крепко першит в горле, как будто бы какой-то комок там сидит или ангина обволокла горло. Я обратился к своему коллеге Владимиру Клабуку. Он пояснил, что это первый признак реакции организма на радиацию и так бывает у всех, кто первый раз здесь. Ведь радиация – это невидимый враг. Сразу ничего серьезного не ощущаешь, и лишь последствия оказываются непоправимыми. И когда прибор зашкаливает на самом большом делении, только тогда можно осознать, что враг существует и оказывает свое губительное радиоактивное влияние.
Второй раз я был призван через Ельский районный военный комиссариат на службу в Чернобыль с 11 июля по 9 ноября 1988 года для выполнения работ на ЧАЭС. Наша воинская часть 98312 находилась в лесу вблизи Чернобыля. Там размещался белорусский баннопрачечный отряд, где я нес службу в должности заместителя командира взвода или, как меня называли подчиненные, «Замок наш». Я был назначен мастером участка, о чем свидетельствует запись в военном билете.
В обязанности нашего отряда входила стирка белья для тех, кто непосредственно заступал на реактор выполнять дезинфицирующие работы. Эти солдаты меняли белье (нательное и постельное) каждый день. Стирали его в японских стиральных машинах «Тайота». Когда привозили белье на стирку, то дозиметрист, прежде всего, замерял его на загрязненность. Если уровень загрязненности превышал допустимые нормы, то такое белье отправлялось в могильник на захоронение. Одеяло нужно было вытряхивать каждый день, потому что в нем накапливалось очень много радионуклидов, и наш дозиметрист вел строгий контроль. Если же кто-то не выполнял приказание, то его строго наказывали. Мне много раз приходилось выполнять работы по захоронению загрязненных радиоактивных веществ, о чем свидетельствует выданная справка о дополнительном отпуске.
Жили мы в лесу в палатках. Вокруг росло много грибов и ягод, которые были загрязнены радиацией. Однако нам так надоела солдатская каша, что мы с большим аппетитом ели ягоды и приготовленные грибы. Здесь же в лесу мы резали веники, а потом парились этими радиационными вениками в баньке. Таким образом, толком не зная мер безопасности проживания в радиационной зоне, мы еще больше впитывали радиацию.
Медицинская служба выполняла свои обязанности. Ее сотрудники брали кровь на анализы у всех военнослужащих и производили исследование на накопление радионуклидами организма. У кого были плохие анализы, тех отстраняли от работы, отправляли в расположение части, чтобы там они ждали себе замену.
В этих лесах, казалось, было больше солдат, чем деревьев. Вблизи от нас несли службу воинские части Московского, Ленинградского, Одесского, Краснодарского, Киевского, Прибалтийского военных округов. Все они выполняли работы по нераспространению радионуклидов, проявляя стойкость и мужество. Они не жалели ни сил, ни здоровья для выполнения задач, поставленных партией и советским правительством.
За период с 1987–1988 года, находясь в Чернобыльской зоне, я получил повышенную дозу облучения (это отмечено в моем военном билете). Вместе со мной в воинской части 98312 служили мои земляки: командир взвода, старший лейтенант В.Н. Силиверст (инвалид), бойцы Г.Н. Прищеп (ныне инвалид), П.Г. Кобылинский,
П. Дмитраков (уже нет в живых), В.С. Сороченко (нет в живых), Н. Серба (нет в живых), А.Н. Новик (нет в живых), А.Н. Семененко (нет в живых), С. Ласько (нет в живых).
За службу в Чернобыле я был награжден многими наградами, благодарственными письмами, направленными от командования на работу и домой, а также медалями и знаком участника ликвидации последствий на ЧАЭС (на снимке).
Вернувшись после службы домой, я по-прежнему работал инженером в своем управлении. Впоследствии мое пребывание в чернобыле дало о себе знать. Я много раз лечился в Минском радиологическом центре, в военном госпитале, в различных санаториях. Пришлось перенести две операции на позвоночнике. Я стал инвалидом ЧАЭС второй группы (статья 18) и, как ни горько об этом говорить, меня сразу все забыли. Ни на работе, ни в военкомате даже не вспомнили обо мне ни ко Дню инвалида, ни ко Дню чернобыльской трагедии. Очень обидно. А ведь мы добросовестно несли службу, боролись с невидимым врагом – радиацией.
Когда проходила замена удостоверений ликвидаторов последствий аварии на ЧАЭС, так военных ликвидаторов очень обидели и списки служивших в воинской части 98312 потеряли. Пришлось восстанавливать свои права через суды, доказывая все, показывая документы и справки… Может быть, еще и поэтому на многих интернет-форумах, конференциях из уст ликвидаторов звучат гневные отзывы, чувствуется озлобленность и обреченность…
Я убежден, что жертвенность и святость подвига чернобыльцев останется ярким примером человеколюбия и патриотизма. Всем ликвидаторам последствий на Чернобыльской АЭС я желаю здоровья, которое им так необходимо, веры в лучшее и простого человеческого счастья».
Татьяна Петрухно
