В доме Марии Михайловны Черной, одной из старейших жительниц д. Санюки, все стены увешаны рамками с фотографиями, с которых смотрят добрыми глазами ее родные и близкие, многих из них уже нет в живых.
– Батька мой с войны не вернулся, – рассказывает Мария Михайловна. – Маме сказали, что пропал без вести. И только недавно внуки узнали, что дед их погиб в плену. Ох, а мы-то как натерпелись в годы войны!
О войне Мария Черная вспоминать не любит: слишком болезненная для нее эта тема. Столько лет прошло, а боль и обида за настрадавшееся детство до сих пор не прошли.
Мария Михайловна, вырастившая шестерых детей, о которых и сейчас переживает и тревожится ее материнское сердце, даже представить себе не может, сколь тяжело было ее матери видеть голодных, разутых и раздетых детей. Больше всего ей запомнилось, как она с мамой и старшей сестрой спасались от обстрелов и лютовавших врагов, когда в конце 1943 года советские войска пытались освободить Ельщину от оккупантов.
– Помню, как горели наши Санюки, как мы с мамой прятались в Половках (там уже советские солдаты стояли), – продолжает свой рассказ Мария Черная. – А потом немцы стали обстреливать Половки, чтобы выбить оттуда красноармейцев. Мама схватила нас за руки – и бегом в лес. Мы, хоть и малые, но шустрые были (я с 1933 года, а сестра с 1930-го). Бежим, что есть мочи, а кругом снаряды и мины рвутся. Особенно было страшно, когда впереди взрывались. Падали на землю, поднимались и снова бежали. Не дай Боже кому-либо испытать тот ужас, что мы тогда пережили…
Наши войска отступили в сторону Наровли. Вслед за солдатами подались и мы, так как мама боялась возвращаться в сожженную деревню, где бесчинствовали фашисты. Помню, ночь или две переночевали в д. Завойть, потом попросились на ночлег в д. Кныровка Наровлянского района. Нас пустили к себе зажиточные люди, было видно, что у них всего хватает. А мы в чем были, в том и выскочили из дома – раздетые и разутые, а на улице мороз и снег. Однако щедростью и добротой наши хозяева не отличались. За временный приют мама целыми днями помогала им по хозяйству, выполняла самую тяжелую работу: молотила жито, очищала стойла от навоза… А нам хозяин приказал дальше печи никуда не ходить. Видя, какими голодными глазами мы смотрим на еду, нам никто и корочки хлеба не предложил. А есть хотелось до боли в животе! По три дня ничего не ели. Я ходила по хатам и просила подаяние, но редко кто подавал. Бывало, и кочергой на меня замахивались. И только, когда пришли наши, удалось хоть на время утолить голод. Солдат – повар полевой кухни, узнав, что голодаем, положил мне целый котелок пшенной каши, бросил туда три кусочка мяса и дал три куска хлеба. Я стремглав бросилась к дому, приютившему нас, чтобы порадовать маму и сестричку. Мы ели и плакали. Такой вкусной каши, мне кажется, я никогда в жизни не ела.
Возвратившись в Санюки, на месте нашей хаты увидели обгоревшие поленья. Долгое время жили в землянке. Ходили в лаптях, сплетенных из лозы. Ноги в них мерзли, на них выскакивали язвы…
Вокруг все заминировано было. Шаг влево или вправо – и взлетишь на воздух. Многие санюковцы калеками стали, подорвавшись на минах.
После войны тоже нелегко было. Но потихоньку отстроились, обзавелись хозяйством. После замужества, чтобы заработать хоть немного денег (в колхозе не платили, работали за палочки), мы с мужем на Урал подались. Но, как бы хорошо там ни было, тянуло домой. В Санюках, можно сказать, вся жизнь прошла. Дети, внуки и правнуки – самое дорогое, что у меня есть.
Несмотря на свой возраст, Мария Михайловна ловко управляется с домашними делами, держит курочек, сеет огород. А еще она вяжет из разноцветных лоскутков круглые половички, которые с удовольствием дарит дорогим гостям, которые заходят в ее уютный и теплый дом.
